Два веса, две мерки [Due pesi due misure] - Лев Вершинин

Поезд отправлялся по расписанию в 17.45. Фантоцци и Фраккья вышли на платформу в 16.00. Привыкшие к яростной борьбе за место в вагоне, они, как только подали состав, ринулись в первое попавшееся купе и с криками «Занято!» швырнули на сиденья чемоданы, газеты и кепки.

Проводник пренебрежительно смерил их взглядом и попросил выйти из вагона. Им, объяснил он, надлежит ждать в группе молчаливых, солидных синьоров — тех, что читают «Экономический бюллетень», — пока он сам не проводит их на место.

Едва поезд тронулся, официант в белоснежной курточке осведомился, во сколько им подать ужин.

— Мы взяли бутерброды из дому, — ответили они.

В восемь вечера официант начал обслуживать гиганта, сидевшего напротив, и тот стал, урча, поглощать одно за другим изысканные блюда. Фантоцци и Фраккья уже проглотили свои бутерброды с яичницей и изнывали от голода. Посоветовавшись, они решили заказать один ужин на двоих.

Фантоцци невозмутимо читал газету, пока официант суетился у столика. Стоило тому отойти, Фраккья наворачивал на вилку изрядную порцию спагетти и отправлял Фантоцци в распахнутый рот. Но как только официант приближался, челюсти Фантоцци мгновенно замирали, и он делал вид, будто поглощен чтением третьей страницы газеты. Фраккья неоднократно повторял заказ. Официант несколько изумился неутолимому аппетиту этого тщедушного человечка и наконец принес счет на одно лицо — поели они по крайней мере за троих.

До Рима оставалось час езды, когда Фантоцци вышел в коридор покурить. Там стояли два хорошеньких белокурых мальчика — у богачей дети все белокурые, а у калабрийских батраков — черноволосые и смахивают на обезьянок. Отпрыски богачей вели себя благовоспитанно и не шумели. За ними присматривала американская бонна. Из купе вышли две синьоры, их матери, — очень молодые, очень красивые, очень богатые, надушенные очень изысканными духами, очень элегантно одетые и очень загорелые. После двухмесячного отдыха в заснеженных горах Швейцарии, в Гштаде, они обсуждали общество, в котором там вращались.

Синьоры говорили о предстоящем отдыхе на море и ломали голову, куда бы им поехать: от Корсики до Виргинских островов всюду ужасающая публика. Фантоцци от души сочувствовал этим страдалицам. Между тем поезд прибыл на вокзал Термини.

По платформе растянулась мрачная очередь жертв землетрясения, происшедшего у реки Беличе, на Сицилии. Молча уставясь в пустоту, потерпевшие сидели на своих картонных чемоданах (они, вероятно, стоят не дешевле, чем из искусственной кожи, но южане отдают им предпочтение, и на Сицилии наверняка есть фирмы, специализирующиеся на производстве именно таких чемоданов).

Одна из дам заметила:

— Этот год поистине злосчастный.

«Все-таки сострадание им не чуждо…» — отметил про себя Фантоцци.

— Чем же? — спросила собеседница.

— В Гштаде был на редкость мокрый снег!

Карло Мандзони

ШТРАФНОЙ УДАР В ТВОЕ ПРЕКРАСНОЕ ЛИЧИКО

Перевод Л. Вершинина.

Глава первая

Некоторые письма лучше не вскрывать. Лучше б эти письма вовсе не прибывали, говорят иные. Я принадлежу к их числу. Мой компаньон Грег — тоже, если бы только он был здесь.

Едва я открыл дверь, как увидел огромную кипу писем на моем письменном столе, целую гору.

Вхожу и говорю себе: кто-то ошибся, принес мне всю почту города. Но приглядываюсь и вижу, что на деле писем всего два, а остальное — шесть рекламных брошюрок и холодильник.

Да-да, холодильник. Я узнал его по контурам и по названию фирмы. Это был холодильник «Банкиза», по меньшей мере двухсотлитровый — ведь высотой он с меня, а шире вдвое.

Мой адрес вкруговую оклеен сотней марок, все до одной гашеные. «Банкиза» раз в тысячу тяжелее обычного письма, так что я еле его отодвинул.

Хотелось бы знать, кому пришла в голову столь блестящая идея: отправить мне по почте холодильник! Быть может, выпускающей их фирме, контейнер-то совсем новый. Да, но заводы по производству холодильников обычно не имеют привычки посылать их клиентам по почте.

А главное, я не заказывал никакого холодильника. В моем бюро он мне не нужен, а если б и был нужен, его там некуда поставить.

Дома же у меня холодильник есть. Старый, вот-вот выйдет из строя. В нем уже пробились зеленые ростки — верное свидетельство, что начинается весна, а зима кончилась. Но для холодильника, уж поверьте мне на слово, ростки — плохой признак.

Ну что ж, поставлю новый холодильник на место старого. Но отвезу его домой, лишь когда захочу и не раньше, чем узнаю, кто его прислал и зачем.

А пока что перетащу его в чуланчик, а то в бюро он занимает слишком много места. Не люблю открывать тяжелые, громоздкие пакеты. С утра я всегда немного вялый.

Значит, надо подзарядиться. Сажусь за письменный стол, беру из стоящего сзади шкафчика с картотекой бутылку «бурбона» и отправляю по назначению полный стакан — вы, конечно, поняли куда.

Так! Пока я сижу в ожидании, надо взглянуть на почту.

А чего я, собственно, жду, и сам не знаю! Но жду я, друзья, всегда. Я составляю компанию «бурбону» и покуриваю, а где-то в городе происходит нечто такое, что не должно было произойти. И вот, в один прекрасный момент, кто-то стучится ко мне в дверь или звонит по телефону, и я бегу наводить порядок в чужих делах.

В этом городе и минуты не проходит без какого-нибудь неприятного происшествия.

Муж пропускает жену через мясорубку, жена прокалывает мужа насквозь вязальными спицами, бандиты пылесосом опорожняют несгораемый шкаф банка, контрабандист тайком перевозит тонны фасоли, спрятанной в отворотах брюк, шулер очищает карманы партнеров с помощью крапленых карт. Я уж не говорю о вымогательстве, грабежах, убийствах, продаже наркотиков, домах терпимости и прочих милых вещах. А все окружающие будто с луны свалились и утверждают, что они тут ни при чем, ничего не знают и ничего не видели.

Пипакьо — город, в котором полно омерзительных рож, и если б я стал на перекрестке и начал награждать пощечинами всех прохожих подряд, то наверняка бы ни разу не ошибся.

Между тем я сижу и жду. На стеклянных дверях моего кабинета написано: «Сыскное бюро. Яко Пипа и Грегорио Скарта».

Яко Пипа — это я, и незачем мне много о себе рассказывать, ведь вы наверняка обо мне слыхали. Хочу лишь напомнить, что росту во мне метр девяносто и натощак я вешу восемьдесят килограммов. Волосы у меня рыжие, и, стало быть, вы сами можете себе представить, какой у меня характер.

Грегорио Скарта — мой компаньон. В работе он часто протягивает мне руку, вернее, лапу, помощи, а когда нужно осушить бутылку «бурбона», от меня не отстает.

Сейчас его здесь нет. Я освободил его на несколько дней, ведь он годами не берет отпуска. К тому же недавно ему, бедняге, хвост оторвали, так что ему полезно немного отдохнуть.

Грегорио, я зову его просто Грег, отправился в Длинные Столбы к родным немецкой овчарки Фернанды, его любимой подруги.

Эрколе, хозяин Фернанды, — владелец бара «Летучая мышь»; находится бар на той же улице, где живу я, и открыт всю ночь.

Грег — лучшая в мире собака-ищейка, но и у него есть свои слабости. Несчастье с хвостом, который я ему, правда, пришил, изрядно подорвало его моральные силы. Вот я и уговорил Грега пойти в отпуск, пообещав, что, если понадобится, вызову его.

Но пока нужды в этом нет, а чтобы осушить бутылку виски, я не нуждаюсь в помощи компаньона.

Я опрокинул еще стаканчик, потом бросил в мусорную корзину рекламные брошюры, вскрыл один из конвертов и стал читать.

Письмо было от женщины, она просила расследовать загадочные причины смерти ее мужа. У него было много врагов, и среди них один шулер — он изрядно денег прикарманил и не раз грозился ее мужа укокошить… А умер муж от воспаления легких.

— Идиотка! — вслух выругался я.

Порвал письмо на мелкие кусочки, бросил их в мусорную корзину и вдруг замер с поднятой рукой и разинутым ртом.

Увидел, что дверь открыта, а на пороге — синий костюм, да что костюм, костюм — это только упаковка, а что в ней!..

Да, лучше содержимого не найти. Стоило мне разглядеть, что там выглядывает из-за ворота и из-за подола юбки, как я сразу вообразил себе все остальное.

Друзья мои, у женщины количество ног далеко не самая важная вещь, верно ведь? У всех женщин ног максимум две. Гораздо важнее их качество. А ножки у этой красотки просто бесподобны. И одной хватит, чтобы мужчина свернул себе шею, ее разглядывая, что уж тут говорить о двух!

Один глаз я никак не мог оторвать от ножек, но другим все же ухитрился поймать в прицел головку на нежной шейке.

У малютки не лицо, а греза, друзья мои, и я не стану его описывать, только все очарование нарушу да время зря потеряю.